Потом, случаем и чудом, мне достался тоненький сборничек стихов Новеллы Матвеевой, и я осознала, что она не бард, каких тысячи, а большой поэт.
Я не знала тогда о ней ничего. Что у нее есть муж, Иван Киуру ( Хейно Йоханнес). Что он из семьи финнов, пострадавшей от репрессий. Что он - тоже прекрасный и невостребованный при жизни поэт. Часть песен Новелла пела на стихи мужа.
Это трагедия, если подумать. Два поэта, дьявольски, незаурядно талантливых, прожили жизнь в неизвестности, в почти полном забвении современников. В нищете. Значит, всё, что они в себе несли и готовы были отдать людям, оказалось «идеологически неподходящим». Их не печатали, а в ту, доинтернетовскую эпоху, это означало вакуум, забвение.
Которое оборачивалось для носителей невостребованного знания и таланта – запоями, отчаяньем, депрессией, иногда самоубийством.
Ведь мощный дар, если он дан и не востребован, плющит своего носителя, который есть человек. Просто человек, со всеми его слабостями и болячками. Но на него свалился дар, который мучит и требует выхода. И если этого выхода нет, он начинает ломать человека. Потому что невозможно жить с ним один на один. Потому что это надчеловеческое. Оно сильнее, оно рвется себя осуществить. Как Иаков боролся с Богом на равных. А реальность ставит бетонную стену.
И тогда начинается гибель носителя. Того, на которого это свалилось. Пьянство, отчаяние, бессмысленность своей жизни, смерть.
Сколько таких имен мы знаем! А скольких еще не знаем…
Новелла Матвеева
ВЫ ДУМАЛИ...
Вы думали, что я не знала,
Как вы мне чужды,
Когда, склоняясь, подбирала
Обломки дружбы.
Когда глядела не с упреком,
А только с грустью,
Вы думали - я рвусь к истокам,
А я-то - к устью.
Разлукой больше не стращала.
Не обольщалась.
Вы думали, что я прощала,
А я - прощалась.
Иван Киуру
От северной половины земного шара
Солнце отворачиваться стало –
Устало.
Океан рассердился,
Ветер дохнул,
К небу взметнул облака!..
С корзинкой пустою
Брожу по лесов опустелым базарам,
И ливни косые
Пляшут, как бесы босые,
Ручьями взрывая тропу,
А мне, как снопу,
Обивая бока...
В посвистах ветра,
в дождей несмолкаемых гулах
Ни птиц, ни зверьков не видать,
и не слышно людей...
Я нашёл на пеньке
три опёнка сутулых,
два ореха на ветке,
да с пяток желудей.
С гривой пенистой, белой –
Вихрь мчит одурелый,
Мечет листья в поток...
Ураганы созрели,
И циклоны созрели,
Бессмысленные караваны оркестров запели,
И проклюнулся хаоса серый цветок.
Лист желтеет набрякший
у меня под ногами.
В жёлтой пряже потока румянец осин
Да с лицом обомшелым задумчивый камень
Созерцают уныло
клокотанье трясин...
Бог Ты мой!
Над потопом светило взлетело,
Словно твердь свои реки
исчерпала до дна...
Тишина охватила и душу и тело,
И опять передышка человеку дана!
Кто поверит,
Что в холоде, в слякоти этой,
Под скалою, чей дух
и дремуч и тяжёл,
Я – улыбку давно убиенного лета –
Одинокую дикую розу нашёл?
